Надежда Тальконы [СИ] - Евгения Витальевна Корешкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Священнослужитель дал знак остановить церемонию. Хор смолк.
Она сидела так достаточно долго. В храме уже начался чуть слышный гул недоуменных перешептываний. Тогда Рэлла Тальконы резко поднялась и, держа руки перед грудью, отвернула головку ни в чем не повинному цветку. Несколькими резкими движениями растерзала лепестки и, опустив руки, разжала стиснутые кулаки, рассыпая к ногам белое цветочное крошево. Храм дружно ахнул.
А Божественная Посланница медленно опустилась на колени.
— Простите меня, пожалуйста. Все, кто сейчас стоит передо мной, простите. Я не должна была соглашаться на это. Не должна. Нельзя взваливать на других свою ношу. Я — ваша Рэлла. И не мне укрываться за чужими спинами. Даже тогда, когда помощь желанна и искренна. Еще раз простите меня, идите по домам и будьте счастливы.
И, опустив голову на грудь, закрыла глаза, так и осталась стоять на коленях, чуть касаясь пола кончиками полусогнутых пальцев. Она надолго замерла в этой позе.
Девушки постепенно, одна за другой, покидали храм. Но, прежде чем уйти, практически каждая оставила цветок у ног своей Рэллы, предлагая себя взамен.
* * *
Аллант был взбешен. Трансляция из храма шла на всю Талькону, и он, задолго до прибытия супруги домой, знал, какую беспросветную, непоправимую глупость она сумела сотворить.
— А ты видел их вблизи? Тех девочек, за спинами которых ты мне предложил спрятаться? Ты в глаза им смотрел? Слышал, о чем они говорят и думают? И которую из них я должна была выбрать? Ту, что по детскому неведению еще не понимает, зачем ее привели в храм? Или, может, самую уродливую, для которой это единственный способ замужества? Или ту, чьи родители надеются любым способом выжить сами и спасти от нищеты остальных детей? А, может, долгожданную единственную доченьку твоего министра финансов? Она, кстати, жутко тряслась от ужаса. Которую? Ну, что ты молчишь, Ваша Мудрость?
— Да любую! Их тысячи, миллионы, а ты — одна!
— Для любой из семей каждая из этих девочек одна-единственная! Не слишком ли высоко ты стал летать? Не боишься захлебнуться в чужой крови? Я привыкла отвечать сама за себя и не прятаться за чужими спинами, даже если этот ответ настолько нетрадиционен. Свой долг перед тобой и твоей планетой я выполнила — наследник у тебя есть. Я постараюсь не опозориться. А остальное — неважно. Все. Абсолютно. Даже твое отношение ко мне. Потом. Если это «потом» будет. Я сделала выбор. — Надежда взялась за ручку двери ведущей в общую спальню. — А ты, дорогой мой супруг, по чьей милости я влипла в эту историю, или иди сейчас ко мне, потому что времени до вечера у нас не так уж и много, а ваши суеверия меня как-то мало волнуют. Или проваливай, чтоб я тебя больше не видела. Ни здесь, ни тем более, упаси тебя Защитница там, на площади. Учти, я все равно почувствую твое присутствие, и так будет только хуже. Для нас обоих.
Аллант воспринял нежную близость едва ли не как открытый вызов Небесному Воину, Надежда, — скорее, как прощание.
* * *
Закат этого вечера показался Алланту кровавым. Он все медлил, оттягивая до последних минут выход, и Найс, топчась за дверями, не решался напомнить, что давно уже пора отправляться.
Второй раз за этот день, на сей раз под руку с законным супругом, ступила Надежда под своды Главного храма Тальконы. Такого количества народа на площади перед храмом она не видела, казалось, даже в день коронации. Или так оно и было?
Тысячи зажженных светильничков в поднятых руках, и розовый пружинящий ковер цветов под ногами.
Началась служба, довольно длительная, напряженная, почти суровая, похожая больше на отпевание покойника, чем на свадьбу. Но свадебный обряд все же угадывался в траурной его имитации. Их с Аллантом развели по разные стороны алтарного возвышения, и теперь только чужие руки касались Невесты Небесного Воина, неподвижно замершей и внешне каменно-спокойной.
С нее постепенно, по одному, сняли все украшения и распустили прическу. Большим тяжелым гребнем, с очень длинными и редкими зубцами, сверкающим множеством драгоценных камней, медленно и торжественно расчесали ей волосы.
Надежда, почти не мигая, смотрела поверх толпы, в основном состоящей из женщин, не желая ни с кем встречаться взглядом. И что можно было прочитать сейчас в чужих глазах? Сожаление? Ненасытное чувство злорадства и вожделения?… Да, многое, наверное…
Служитель нагнулся, взял ее запястья, заставляя поднять руки до уровня груди и принять зажженный светильник.
Под надрывное, почти похоронное пение, Жертву вывели из храма, причем не в те двери, в которые входили, а куда — то вбок и назад. Аллант и Альгида остались в храме, а телохранители проследовали, пока, за ней, хотя и не могли больше ни от чего защитить свою Праки.
Уже совсем стемнело. Началось затмение, и густая тень на две трети прикрыла лунный двойной темно — багровый круг. Весь свет — от звезд и кометы, теперь и Надежде показавшейся зловещей, и от тысяч горящих светильников в руках плотно запрудивших всю заднюю площадь мужчин, которые встретили ее появление оглушительным свистом, радостными воплями и улюлюканьем.
Почти сразу около ворот Храма — постамент, видимо специально возведенный для этого дня — четыре ступени вверх, примерно на метровую высоту, и узкая дорожка вперед метров на двадцать, застланная белой материей. По ее краям, дрожащим огненным бордюром, часто горели светильнички. Осторожно придерживая под локти, Надежду ввели наверх и отпустили.
Сзади, из-за плеча, протянулась сильная короткопалая рука и стала медленно, начиная от края, надвигать на светильник Надежды плотную крышку, гася его. Видимо, имитировалось затмение. Погашенный светильник забрали. И песнопения, которыми сопровождались эти действия, были абсолютно другими: более ритмичными и торжествующими.
Как же! Небесный Воин праздновал сегодня свадьбу и свою победу.
Повинуясь какому-то внутреннему чувству, Надежда ни разу не отхлебнула в храме из трижды подносимой к ее губам чаши. Только делала вид, что пила. Вот и теперь ей в руки подали очередную чашу с неизвестной жидкостью. И тихий, властный, медленный выдох сзади в левое ухо:
— Пе-ей!
И тут случилось то, чего никто, видимо, не ожидал.
Резким коротким движением от себя, Надежда опрокинула чашу.
Испуганный короткий вздох сзади и торопливая, выбивающаяся из ритуала свершения обряда, скороговорка:
— Зачем, зачем же? Вы обязаны выпить. Обязаны! Защитнице обязательно требуется добровольная жертва. Сейчас мы заменим…
— Не-ет. — так же
